Урок Мужества и Памяти.

Более шестидесяти лет тому назад отгремели последние залпы Великой Отечественной войны, и вот она вновь напомнила о себе. Война продолжается до тех пор, пока последний солдат не упокоится на той земле, где его помнят и чтят.

23 июня вблизи деревни Новое сельского поселения Киверичи проходила церемония захоронения красноармейца Василия Петровича Абрамова, погибшего в годы Великой Отечественной войны в Ельнинском районе Смоленской области. Искатели по обнаруженной медали «За отвагу» установили личность бойца.  Родственники выразили желание захоронить прах В.П. Абрамова на кладбище, где покоятся другие члены его семьи.

В этот день собралось много неравнодушных людей, чтобы почтить память героя. На церемонии перезахоронения присутствовали представители районной администрации Кашинского района (солдат родом из деревни Нивищи Кашинского района), военком города Кашина, глава сельского поселения Киверичи Н.Ф. Дьячкова и глава КФХ А.Ш. Ямалетдинова. Не остались в стороне и местные жители. Учащиеся Андреевской начальной школы возложили цветы на могилу солдата.

Молодое поколение должно знать какой ценой завоевана мирная жизнь. Для детей прошел настоящий урок Мужества. Раны той страшной войны ещё до конца не затянулись, они напоминают о себе и в наши дни.

Завершилось мероприятие оружейными залпами. А потом в честь погибшего героя в воздух поднялся самолет, который  облетел место захоронения.

О.Баранова

«Свеча памяти» в районном центре

В этом году рамешковцы присоединились к Всероссийской  акции «Свеча памяти», которая проходит ежегодно в День памяти и скорби. Ровно в полночь в сквере, около памятника павшим в боях землякам, были зажжены свечи. На мемориальные  плиты возложены цветы.

В эту ночь собрались жители поселка, чтобы почтить память тех, кто не вернулся с Великой Отечественной войны. Из каждых ста жителей района, ушедших на фронт, домой вернулись только трое.

Семьдесят два года назад в школах в этот день  шли выпускные, а  утром следующего дня уже многие собирались на фронт.

Память о героях – вечна. Она передается от поколения к поколению. Эта акция станет традиционной. Ежегодно  22 июня в полночь в рамешковском сквере будет гореть Свеча памяти.

 

Эхо прошедшей войны

Утром 22 июня  дорога в  село Диево сельского поселения Алешино  Рамешковского района была необычно оживленной. Друг за другом проезжали разные автомобили, которые останавливались около памятника землякам, погибшим на фронтах войны. Из машин выходили люди в красивой синей форме – казаки. Некоторые из них сельчанам были знакомы. Именно они в сентябре прошлого года проводили раскопки в том месте, где  в 1941 году упал советский бомбардировщик. О раскопках и поисках написал атаман казачьей станицы «Рамешковская»  Сергей  Петрович Корсаков в  своей статье «Вахта памяти «Мы вернемся!»» в нашей газете №43от 02.11. 2012 года.

Находки поисковой экспедиции вызвали целую волну вопросов. Несовпадение фактов  из разных источников давало повод для новых исследований.

Вот что о  результатах поиска говорит атаман С.П. Корсаков: «15 сентября 1941 года в  десять часов  утра самолет дальней разведки Рязанского полка, возвращаясь с боевого задания, потерпел катастрофу в 2,5 километрах от деревни Топориха. Версий этого происшествия существует несколько: от неисправности самолета до неравного воздушного боя. Сегодня уже некому подтвердить либо опровергнуть то или  иное предположение. Мы можем констатировать лишь факты. Основоположниками поисковых работ по этому эпизоду войны были пионеры Диевской восьмилетней  школы. Они еще в 60-х годах прошлого века пытались установить истину, но, видимо, не все так просто. Практически вся информация была засекречена. Возможно, это было связано с тем заданием, которое выполнял экипаж. То, что им удалось собрать, пусть и с противоречивыми фактами,  очень помогло в наших исследованиях.

С сентября 2012 года по сей день нашими казаками ведется работа по сбору новых сведений. После прошлогодних поисковых работ мы уже имели важные артефакты: это номера двигателей и номер самолета. Машина была изготовлена на Воронежском авиационном заводе № 18 и затем передана в Рязанский полк. В течении этого времени кропотливая работа велась в сотрудничестве с Музеем дальней авиации  гарнизона  Дягилево  г.Рязань, Центральным музеем ВВС в Монино, Центральным музеем Вооруженных Сил РФ,  Центральным Архивом Министерства Обороны РФ,  поисковиками и специалистами по истории авиации времен Великой Отечественной войны по всей России.

К нашему огромному сожалению, учета боевых потерь в начале войны   практически не существовало. И тому было много причин. В той сумасшедшей рубке, неразберихе и быстрой смене тактической обстановки просто не успевали фиксировать эти данные, а порой они утрачивались на местах дислокации при штурмовых налетах врага. Потому, отметая гипотезы и основываясь лишь на неоспоримых фактах, мы можем утверждать о принадлежности этого самолета и экипажа к  Первому  авиационному полку дальней разведки Главного Командования Красной Армии. Более полные сведения есть о командире экипажа – это лётчик, младший лейтенант Дмитрий Иванович Андрианов, 1912 года рождения,  уроженец  д. Шушерово, Ленинского района, Орловской области. В декабре  1937 года он  поступил в Военно-воздушную школу ВВС Красной Армии в г.Ворошиловграде на Украине, участник финской войны 1939 года. Еще один член экипажа – стрелок-радист, младший сержант Руденко. Вероятнее всего — Михаил Амосович Руденко, 1917 года рождения,  уроженец с. Ломовка, Днепропетровского района, Днепропетровской области. Но эти данные нуждаются в уточнении. Отправлены запросы в Украину, ждем ответа.  О третьем члене экипажа, воздушном стрелке,  неизвестно ничего, только звание и фамилия – младший сержант Михиденко. Штурман  экипажа, старший лейтенант Леонид Путилов, спасся, выпрыгнув с парашютом. О его судьбе пока ничего не известно. Есть противоречивые данные, истину  еще предстоит найти и определить».

Во время раскопок членами экспедиции были обнаружены останки членов экипажа: части черепа, челюсти, отдельные зубы, ребра. Решено было захоронить их у памятника в Диево. В День памяти и скорби в селе собрался народ: казаки  станицы «Рамешковская»  с семьями и их соседи –  казаки из Кашинского и Кимрского районов, члены поисковых отрядов «Подвиг» и «Фронтовые дороги» (при тверском вагонзаводе), школьники Алешинской основной школы, жители сельского поселения и  гости из различных уголков  Рамешковского района. Организаторы продумали все до мелочей: всех желающих ждал микроавтобус на заправке у деревни Ильино. Те автомобилисты, кто не знал дороги, выстроились за машиной с флагом Рамешковского района и колонной отправились  в Диево.

Здесь, у памятника, шли последние приготовления к торжественной церемонии перезахоронения останков советских летчиков: разворачивались флаги, настраивалась аппаратура.  По-военному точно в одиннадцать часов  начался митинг.  Атаман  рамешковских казаков  Сергей Корсаков предоставлял  слово выступающим:  главе сельского поселения Алешино В.А. Кричкину, генералу авиации Г.И. Левкович, участнику Великой Отечественной войны, прошедшему  войну от Ржева до Берлина, И.Е. Кладкевич,  члену Совета стариков Центрального Казачьего войска С.П. Новоселову, школьникам Алешинской основной школы.  Сам  С.П. Корсаков  подробно рассказал собравшимся  о  раскопках и находках казаков,  о результатах  исследований.

Во время митинга в синем небе появился самолет. Так летчики Тверского авиационно-спортивного клуба ДОСААФ отдали дань памяти экипажу самолета, погибшему в войну. Выполняя фигуры высшего пилотажа, он пролетел под облаками  три круга,  имитируя воздушный бой.  Появление самолета  вызвало восторг у детей и восхищение у взрослых.

Отец Владимир (Шувалов), настоятель храма Богоявления в селе Буйлово отслужил молебен по погибшим воинам. Семейный вокально-хоровой  ансамбль «Лампада» исполнил песни. Под шелест берез  чистыми  и сильными  голосами  красиво и трогательно пели о Родине, любви  и войне.

Под оружейный салют останки предали земле. На свежий холмик легли цветы: красные гвоздики, розовые пионы, белые ромашки. Горечь потери, светлая печаль, благодарность и уважение к казакам, поисковикам,  наверное, такие чувства испытали многие присутствующие. А еще вспомнили всех своих  родных,  не пришедших с той войны. И какой бы далекой она ни была, будем помнить о них всегда. Вечная слава героям!

После церемонии захоронения,  всех желающих пригласили проехать на внедорожниках и вездеходах на место падения бомбардировщика. Недалеко  от деревни Топориха,  в лесу, казаки поставили памятную стелу. На металлическом  постаменте высотой около трех метров прикреплены лопасти стилизованного пропеллера, памятная табличка с фотографией экипажа. У подножия сложены поднятые из земли металлические части самолета: ржавое искореженное железо, как символ прервавшихся жизней. Здесь особенно явно стала видна вся огромная работа рамешковских казаков. Атаман  С.П. Корсаков показал и подробно рассказал о находках, о подъеме двигателей. Минута молчания в память о погибших,  в их честь – оружейный салют, цветы и венки.

Затем казаки пригласили всех отведать солдатской каши. Ох, и вкусна она под ясным  мирным небом, с запахом дыма и костра!

«Вера. Семья. Отечество» – именно эти слова на флаге казачьей станицы «Рамешковская». В обычной жизни – врачи, инженеры, предприниматели, спортсмены, учителя, водители, в казачьем кругу они –  другие.  Форма, фуражки, нагайки, газыри. Особый лексикон: атаман, подъесаул, «любо» вместо хорошо. Но самое главное, что показали казаки всем,  кто в этот день были в Диево – это единство и огромная любовь к Родине. Без лишних слов доказали, что следуют своему девизу. Любо, казаки, любо!

Н.ОСИПОВА.

О дружбе на войне

«Кто придумал, что грубеют на войне сердца,

   Только здесь хранить умеют дружбу до конца».

                                                    В.Лебедев-Кумач.

 

Провожая меня в декабре 1942 года в армию, а из семьи я уходил на фронт четвертым, отец наказывал беречь себя, не лезть на рожон и обязательно иметь на войне друзей. Я понимал, что беречь себя, конечно,  было нужно, но не за счет других, ведь война равняет всех и на ней одно правило: «Один за всех, и все за одного!». А вот друзей, которые в случае опасности придут на помощь и, если надо, смогут пожертвовать собой, иметь на фронте было просто необходимо. Я расскажу о тех людях, которые в военные годы и в бою, и на отдыхе, и в учебе были моими настоящими друзьями.

В снайперской школе, куда направили нас, призывников Кушалинского райвоенкомата, было девять человек. Назову всех поименно: Николай Веселов, Николай Шадров и Арсений Шмелев из с.Кушалино; Николай Трусов, Александр Бемов и Николай Ворошилин из с.Ведное; Сергей Виноградов, Сергей Шаланов и Сергей Курочкин из с.Застолбье. По воле судьбы мы все были распределены в первый батальон, в первую и вторую роту. Каждое воскресенье мы собирались вместе, обменивались новостями, полученными из дома. Если кому-то приходили посылки или к кому-то приезжали родные – все присланное и привезенное делилось.

Но особые узы дружбы связывали меня с С.Шалановым, Н.Трусовым и И.Полозовым (он был из Горицкого района). Нас так и звали – «неразлучная четверка». Кроме личных предметов, у нас все было общим.  Это учел командир взвода, когда нас стали делить на снайперские пары. Я был в паре с С.Шалановым, Н.Трусов с И.Полозовым. Нам хотелось и на фронт попасть вместе, но не вышло. Со мной воевали И.Полозов и Н.Шпак из третьей роты. Он на вид был какой-то неловкий, медлительный, но оказался замечательным стрелком и очень хорошим другом.     Друзья были надежными: однажды они бросились спасать меня, когда во время переправы через Днепр при налете немецких самолетов меня взрывной волной сбросило с понтона в воду. Я успел ухватиться за бортовой выступ, а он был скользкий, к тому же течение быстрое. И если бы мои друзья чуть промедлили, а они меня просто выдернули, то остался бы я навсегда в холодных ноябрьских водах Днепра.   Ваня Полозов достал новые фланелевые портянки, я быстро переобулся, а уже на берегу, старшина заменил обмундирование.

Западнее Киева во время боя за г.Ходоровка наш взвод попал под огонь двух пулеметов. Я уже был командиром взвода, приняв на себя командование после тяжелого ранения лейтенанта Черемных. Николай Шпак сумел несколькими выстрелами ликвидировать один пулемет, а со вторым никак не могли справиться. Наша задержка не позволяла идти вперед всей роте. Что делать? Я подозвал к себе Ваню и Николу, и мы решили применить для подавления пулемета бутылки с зажигательной смесью. Они у нас имелись, так как мы были истребителями танков. Попросил ребят обойти, то есть подползти к пулемету справа и попробовать выкурить врага бутылками. Если же они не разобьются и не воспламенятся, бросить в то место гранату. Ребята поползли выполнять задание, а я огнем из противотанкового ружья, отвлекал внимание немца на себя. У нас все получилось, враг был вынужден отступить. Рисковали ли мы жизнью тогда? Конечно, рисковали. Но мы были друзьями и верили  друг в друга.

Спустя два дня после этого я был тяжело ранен в правую ногу и, почти теряя сознание, полз в тыл. Меня догнал, тяжело дыша, мой друг Ваня. Осколок попал  ему под правую лопатку, и он, будучи сам серьезно раненным, взял мой автомат и медленно шел за мной до тех пор, пока мы не вышли к огневым позициям минометного батальона. Оттуда нас перевезли в санроту.  После перевязки я впал в сон, а когда очнулся – Вани уже не было: его увезли в санбат. И встретился я с ним только в 1948 году в Горицах, куда он приезжал из Ленинграда в отпуск. Эти встречи продолжались до 1988 года, наша дружба длилась 46 лет.

Николай Шпак был родом из Саратовской области, куда его предки переселились из Украины. Я писал туда в Совет ветеранов, но ответа не получил.

Из госпиталя меня  направили в 308 запасной полк, где три месяца  был в учебном батальоне командиром отделения. За это время подружился с двумя солдатами, с которыми можно было идти на любое задание. По национальности Худин был татарином, а Ташбулатов – киргизом. Мы также очень хотели, чтобы нас отправили на фронт вместе, но, увы, не вышло. Очень жаль было расставаться друг с другом.

Из запасного полка в составе небольшой группы я был направлен в 26-ю гвардейскую дивизию, но попал не 77-й стрелковый полк, где служил до ранения, а в 57-й артиллерийский полк, в четвертый  дивизион 122 мм пушек-гаубиц. Был зачислен на должность топографа-вычислителя в отделение разведки. Нет, мы не ходили в тыл немцев и не брали «языка». Наша задача состояла в том, чтобы находиться как можно ближе к передовой линии обороны немцев и вести разведку огневых точек и укреплений, готовить по ним данные для их ликвидации огнем артиллерии. Это было опасно, а потому взаимная помощь и выручка были просто необходимы.

На службе в армии мне всегда везло на командиров. Ни во время боевых действий, ни после них я не видел грубого отношения офицеров к солдатам. А служить было трудно. Все пушки, все боеприпасы перевозились на лошадях, а они по уходу и кормлению требовали дополнительных сил и времени. И только дружеские отношения командиров и солдат помогали решать все возникающие проблемы и трудности.

В боях за Кенигсберг приходилось на понтонах перевозить пушки через реку Прегель. Кони иногда отказывались входить на них, их силой туда затаскивали. А пушки потом на понтон закатывали вручную. Все это проходило под огнем немцев, ведь они дрались за город с яростью обреченных. Мы все понимали: чем быстрее переправимся, тем больше у нас шансов остаться в живых. А жить хотелось всем, ведь война-то приближалась к концу. И здесь в батарее у меня были друзья, на которых можно было положиться в любой опасности. Это командир отделения Петр Филатов, Василий Воронов, Иван Колотайло. Мы настолько были дружны и верны друг другу, что вряд ли какая сила могла разрушить нашу дружбу. Я, Филатов и Воронов уже воевали, имели и ранения, и награды. А вот Ваня Колотайло – этот веселый молдаванин  только пришел на войну, и его, как могли, оберегали. Но уже в боях за Кенигсберг он был представлен к награде медалью «За отвагу».

После взятия Кенигсберга дивизия была переведена для взятия  последнего города Восточной Пруссии – порта-крепости Пиллау. В конце апреля 1945 года бои шли уже в его центре. Мы воевали на левом участке наступления, и уже с верхних  этажей были  видны портовые сооружения. Перед нами была не то площадь, не то широкая улица. Для лучшей корректировки огня батареи нам было приказано сменить пункт наблюдения и подойти как можно ближе к противнику. Оставив на месте Ваню, мы втроем: Филатов, я и Воронов (они на фото справа в верхнем ряду второй и третий) – пытались перейти эту улицу, но нас встретили пулеметным огнем справа, из развалин дома. Но приказ надо было выполнять. Тогда я сказал Филатову, чтобы они оставались на месте и ждали, а  я, поскольку не раз был в таком положении и привык в пехоте ползать ужом, решил попробовать достать этот пулемет гранатами. Он стал возражать, но я ответил: «Ты командир, жди здесь. Если не будет взрыва второй гранаты, значит, со мной что-то случилось и готовьтесь прийти на помощь. А если будет третий взрыв, быстро пересекайте улицу вместе с пехотой». Веря своим друзьям, зная, что они в беде не оставят, с задачей справились, и немецкие пулеметчики были уничтожены. Мы сменили наблюдательный пункт и могли корректировать огонь батареи даже в пределах порта и пристани, где потом высадился морской десант.

2 мая, когда пал Берлин, был взят и порт-крепость Пиллау. Война в Восточной Пруссии закончилась. Скоро мы перешли на мирную службу, а дружба наша продолжалась до увольнения из армии. В память о  боевой дружбе в нашей батарее всем давались фотографии.

 

О боях, пожарищах,

О друзьях, товарищах,

Где-нибудь, когда-нибудь

Мы будем вспоминать…

 

                                         Ветеран войны и труда А.В.БЕМОВ,

                                                                   с.Ведное.

Лежал я под чужими звездами

Война катилась на Запад, а Витя Уткин дозревал до призывного возраста

 

Дозрел в сорок четвертом в семнадцать лет. До этого подростком пропадал на колхозном поле и в коровнике. От деревни Лаврово Рамешковского района фронт громыхал в нескольких десятках километров,  потом уходил все дальше и дальше. Весельчак и балагур Витя Уткин догнал войну уже в Германии, когда наши войска форсировали Одер, последнюю водную преграду на пути в Берлин.

 

Стрелять из карабина его спешно обучили в запасном стрелковом полку. А остальную науку, в том числе и по выживанию, пришлось проходить у бывалых пехотинцев. Настроение у старичков было приподнятое: столько настрадались, такое видели, а теперь уже логово врага совсем близко.

Одер они форсировали ночью. В том месте, куда вышла их часть, он был шириной метров сто. Про глубину говорили разное, но оказаться в воде Вите Уткину из «сухопутной» деревни Лаврово очень не хотелось. Впрочем, по понтонному мосту вначале прошла разведка, потом двинулись танки, а матушка-пехота уж за ними.

Рывок – и они на другом берегу. Поступила команда: «Вперед на врага!» Да не тут-то было. Немцы их встретили шквальным огнем. А команда не отменяется. Ночь коротали в каком-то лесочке. И вот наступило 30 апреля 1945 года, этот день в своей жизни он никогда не забудет.

Очередная деревня, из которой надо было выбить врага, находилась через поле нежно-зеленой озими. Короткими перебежками солдаты уже одолели половину пути. Но тут снова пришлось залечь. Огонь открылся такой, что не поднять головы. В какое-то мгновение Уткин почувствовал, как ему обожгло бок и, словно штыком, кольнуло в позвоночник. Сквозь гимнастерку выступила кровь. Товарищи увидели, что его ранило, и оттащили к кромке поля за камни. Это все, что они могли для него в тот момент сделать. Никакого санинструктора поблизости не было.

– Командир взвода накрыл меня плащ-палаткой, оставил карабин, гранату РГД-2 и коробок спичек, – вспоминает Виктор Михайлович. – Лежу, кровь уже не течет, застыла корочкой. А кругом апрельская ночь. Гляжу я на чужие звезды и думаю: «Мама родная, и никто не узнает, где могилка моя».

И вдруг он услышал голоса, слава Богу, наши. Откинул палатку, застонал. «Уткин, ты, что ли? – окликнули его знакомые ребята. Взяли под руки и потащили с собой. До утра лежал под какой-то машиной, боясь пошевельнуться, чтобы кровь не текла. Очень хотелось пить, но воды не было. Наконец, с рассветом его и еще нескольких раненых повезли в медсанбат. Сестричка рану трогать не стала, дала в руки кусок хлеба с салом. Для поддержки сил.

Полевой госпиталь располагался в лесу. Возле палаток ходили коровы. Вскоре Уткин попал к хирургу. Тот исследовал рану пальцем (пришлось что есть силы сжать зубы) и сказал: «Нет в ней ничего». «Как же нет? – возразил ему солдат. – У меня в спине колет». Пуля вышла позже, по счастью, не задев позвоночник: организм ее сам вытолкнул, когда рана стала нагнаиваться.

Так в медсанбате он и встретил Победу. Долечиваться не стал, очень хотелось догнать свою часть, разделить эту радость с друзьями. А с войны домой Виктору Михайловичу удалось вернуться лишь в пятидесятом году. Сельского паренька сначала бросили на подсобное хозяйство воинской части, благо он все в этом деле понимал, а потом повысили: развозил секретные пакеты военного прокурора в белорусских Барановичах.

В песне более позднего времени поется: «Я так давно не видел маму». Своих родных младший сержант Уткин не видел с 1944 года. А отца, Михаила Михайловича, война забрала навсегда: погиб под Ленинградом. И вот Калинин. Отсюда на перекладных он добирается до деревни Баскаки. Здесь бы надо заночевать, но сердце так и выскакивает из груди. Ведь дом совсем близко, всего в нескольких километрах. И солдат не выдерживает: ночью с рюкзаком за плечами совершает последний рывок. Мама выскакивает на стук и повисает у него на руках: «Сынок, живой…»

С фотокорреспондентом мы сидим у фронтовика дома. На стене возле кровати вместо ковра – «иконостас» довоенных фотографий, на столе – орден Великой Отечественной войны, боевые медали. За окошками то дождь, то ветер, а у них тепло от еще вчера натопленной русской печки. Рядом на диване слушает рассказ мужа Зинаида Федоровна. Недавно они отпраздновали золотую свадьбу.

– А после войны опять знакомая работа, – продолжает Виктор Иванович, – бригадирствовал, сушил зерно, пас коров. Надо было кормить народ. Мужики, которые израненные вернулись, никому не жаловались – поднимали хозяйство, детишек своих. У нас их было двое. Сын вот погиб, вся надежда теперь на дочку.

В разговор вступает Зинаида Федоровна:

– У меня тоже жизнь была несладкая, детдомовская. Гнула спину на тяжелых работах. Но парни заглядывались. А я выбрала самого бравого – Витю. Он и плясун, и балалаечник, и руки откуда надо растут. Дом, в котором мы сидим, построил сам.

В подтверждение слов жены Виктор Михайлович взял в руки балалайку и заиграл что-то залихватское, от чего ноги у нас сами задвигались.

– Волшебный инструмент, – признался он, – сколько раз выручал в грусти! Вроде простенький, а, глядишь, повеселит. И плеч не тянет.

В сентябре Виктору Михайловичу исполнится восемьдесят семь. По всем меркам среди участников войны он считается молодым. А их в Алешинском сельском поселении всего двое и осталось, он и Александр Михайлович Пешин. Районная администрация и глава поселения Владимир Александрович Кричкин опекают их как могут: поздравляют с праздниками, приглашают на все встречи, дарят подарки, по первой просьбе предоставляют транспорт. Виктор Михайлович не так давно получил благоустроенную квартиру в Рамешках. Комиссия, которая обследовала дом фронтовика, признала, что не годен для проживания.

– Но я уже никуда из него не уеду, – сказал нам Уткин, – сам строил, сам знаю его век. Тут же все родное! Газ есть, телевизор показывает, связь хорошая. Знай, смотри в окно, когда автолавка приедет. А чего в автолавке нет, так дочка привезет из Рамешек. Без нее мы никуда. И квартира пригодилась в самый раз.

Этой весной Уткины решили картошку не сажать. Надо поберечь остаток здоровья. Вот только удержится ли крестьянская душа?

Татьяна МАРКОВА.

Г-та «Тверская Жизнь» от 14 мая 2013 г.